• Casino онлайн
• Азарт плей зеркало

Александр Беляев. Голова профессора Доуэля

Лампа с глухим абажуром освещает только письменный стол, заваленный книгами, рукописями, корректурными оттисками. Длинный маятник старинных стенных часов движется размеренно и плавно. Пока профессор Керн вскрывал конверт и читал письмо, она бегло осмотрела кабинет. Но заниматься здесь хорошо: ничто не отвлекает внимания. В полумраке поблескивает только золото тисненых переплетов в тяжелых шкафах. Переведя взгляд на Керна, Лоран невольно улыбнулась: сам профессор целиком соответствовал стилю кабинета. Будто вырубленная из дуба, тяжеловесная, суровая фигура Керна казалась частью меблировки.

Зеркало Azartplay Casino с официальными автоматами игрового.

Большие очки в черепаховой оправе напоминали два циферблата часов. Как маятники, двигались его глаза серо-пепельного цвета, переходя со строки на строку письма. Прямоугольный нос, прямой разрез глаз, рта и квадратный, выдающийся вперед подбородок придавали лицу вид стилизованной декоративной маски, вылепленной скульптором-кубистом.

Побарабанив сухим пальцем по столу, профессор Керн задал неожиданный вопрос: - Вы умеете молчать? Лоран не раз была на его блестящих публичных лекциях, и ей хорошо запомнился этот высокий лоб, характерный профиль, волнистые, посеребренные сединой густые русые волосы, голубые глаза... Только губы и нос его стали тоньше, виски и щеки втянулись, глаза глубже запали в орбиты и белая кожа приобрела желто-темный оттенок мумии. Лоран как зачарованная не могла оторвать взгляда от этих голубых глаз. Вы должны молчать обо всем, что увидите и услышите здесь. Должен предупредить: неисполнение повлечет за собой крайне неприятные для вас последствия. Не могло быть сомнения: голова жила, отделенная от тела, самостоятельной и сознательной жизнью.

Голова внимательно и скорбно смотрела на Лоран, мигая веками. Цилиндр и баллоны были снабжены кранами, манометрами, термометрами и неизвестными Лоран приборами. Более толстая трубка выходила из горла и сообщалась с большим цилиндром. От перерезанных артерий и вен, через отверстия в стекле, шли, соединившись уже попарно, трубки к баллонам. Доску поддерживали четыре высокие блестящие металлические ножки.

Вяч Павел. 1 Завуч -

Теплыми, желтыми бликами ложился свет на медные полированные части. Она была прикреплена к квадратной стеклянной доске. Опускание головою век означало "да", поднятие наверх - "нет". - Нет, нет, - со страхом ответила Лоран на просьбу головы. Три раза она энергично поднимала вверх веки и глаза... Холодным светом горели сталь и алюминий незнакомых Лоран аппаратов. На нее смотрела человеческая голова - одна голова без туловища. Когда Лоран утром входила в лабораторию с порозовевшими от ходьбы и свежего воздуха щеками, голова слабо улыбалась ей и веки ее дрожали в знак приветствия. Но между нею и Лоран скоро установился условный язык, хотя и очень ограниченный. Но Лоран объясняла желание головы по-своему: голова, очевидно, хочет покончить со своим безотрадным существованием. Она не хотела быть повинной в смерти головы, боялась и ответственности, боялась потерять место. От нетерпения и сознания бессилия по лицу головы прошла судорога. Прошлую ночь Лоран видела во сне голову профессора Доуэля к, проснувшись, подумала: "Видит ли сны голова Доуэля? - Алкоголиков, неврастеников, эпилептиков, сумасшедших не было в роду? Черные волосы и костюм сливались с темными драпри двери. Сверкали стекла шкафов с блестящими хирургическими инструментами. Рядом со столом - стеклянный ящик; в нем пульсировало человеческое сердце. Лоран повернула голову в сторону и вдруг увидала нечто, заставившее ее вздрогнуть, как от электрического удара. Голова Доуэля, моего умершего уважаемого коллеги, возвращенная мною к жизни. Мари постепенно привыкла к голове и даже сдружилась с нею. Голова улыбалась "тенью улыбки" и опускала веки: "хорошо, благодарю". Уже не в первый раз голова обращалась к ней с такой просьбой. Голова говорила много и охотно, как бы вознаграждая себя за время вынужденного молчания. Я вижу себя во сне здоровым, полным сил и просыпаюсь вдвойне обездоленным.

Его сухой, острый палец впился в кнопку электрического звонка. В полумраке комнаты, как на проявляемой фотографической пластинке, Лоран увидала только белки глаз, затем постепенно проявились блики лоснящегося лица негра. Негр кивнул головой, предлагая следовать за собой, и открыл вторую дверь. Щелкнул выключатель, и яркий свет четырех матовых полушарий залил комнату. После полумрака мрачного кабинета белизна стен ослепляла... Особой чувствительности прибор, приставленный к виску головы, отмечал пульсацию, механически вычерчивая кривую. Содержимое баллонов пополнялось в отсутствие Лоран, до ее прихода. Задавая вопросы, Лоран проворно исполняла утренние обязанности. Голова выразительно посмотрела на Лоран, потом на кран, от которого шла трубка к горлу головы, и два раза подняла брови. Лоран поняла, что голова хочет, чтобы открыли этот запретный кран. Голова стала беззвучно шевелить губами, и Лоран показалось, что губы пытаются сказать: "Откройте. Она чувствовала, что здесь скрывается какая-то тайна. А рассечение нервных стволов в области шеи нарушало нормальную работу мышц голосовых связок и придавало голосу глухой, дребезжащий тембр. Но в этот момент послышались шаги из кабинета и звук открываемого замка (дверь лаборатории всегда закрывалась ключом со стороны кабинета). В те часы, когда профессор Керн уходил в университет или клинику, Лоран открывала кран, направляя в горло головы небольшую струю воздуха, чтобы голова могла говорить внятным шепотом. Глаза стали живее, и даже скорбные морщины меж бровей разгладились. И я не знаю, чего больше они доставляют мне: горя или радости. Она подошла к столу и увидала на нем небольшое зеркало; взглянув на него, она рассмеялась и сказала: "Я думаю... Умирая, он завещал свое тело для научных опытов, которые мы вели с ним вместе. Хорошо отрегулированные аппараты не доставляли хлопот, действуя с точностью часового механизма. Затем с величайшей осторожностью обмыла водой со спиртом лицо головы при помощи мягкой губки, вытерла гигроскопической ватой ушные раковины. Промыла глаза, уши, нос, рот, - в рот и нос для этого вводились особые трубки. На лице профессора Доуэля появилось выражение неудовольствия и нетерпения. .." Любопытство Лоран было возбуждено до крайней степени. Казалось, вся сила человеческой мысли, все напряжение воли сосредоточились в этом взгляде. Ее сердце сильно билось, рука дрожала, когда она осторожно приоткрывала кран. Лоран услышала слабый, глухой, надтреснутый голос, дребезжащий и шипящий, как испорченный граммофон: - Бла-го-да-рю... Мышцы горла и связки не могли уже работать нормально: воздух с шипением проходил через горло и тогда, когда голова не говорила. За это время между Лоран и головой установились еще более дружеские отношения. На голову профессора Доуэля их разговоры, видимо, хорошо действовали. "Я женюсь на ней, если получу ее согласие", - сказал я. Старушка мать, по обыкновению, приготовила ей чай с холодной закуской, но Мари не притронулась к бутербродам, наскоро выпила стакан чаю с лимоном и поднялась, чтобы идти в свою комнату.   Лоран следила за температурой жидкостей и давлением в баллонах. А на листе бумаги рукой профессора Керна были переписаны отмеченные места. Вспомнив сейчас об этом, Мари не удержалась от вопроса. - Скажите, зачем мы отмечаем некоторые места в научных статьях? Проходя через горло головы, воздух приводил в движение горловые связки, и голова получала возможность говорить. С тех пор как Лоран открыла тайну запретного крана, прошло около недели. Следовательно, я существую", - с горькой улыбкой процитировала голова слова философа Декарта. Первое наше знакомство было в моем приемном кабинете. После четвертого визита я предложил ей посмотреть лежащий на письменном столе портрет моей невесты. Мне предложили здесь кафедру, и я остался, чтобы жить возле дорогой могилы. Лицо головы просветлело от воспоминаний, но тотчас омрачилось. В тот вечер Лоран явилась домой рассеянной и взволнованной.  

Мне удалось не только оживить его сердце, но и воскресить сознание, воскресить "душу", говоря языком толпы. Термометрами же и манометрами были снабжены и баллоны. Но однажды, проходя через кабинет профессора Керна в его отсутствие, она увидала на письменном столе журналы со сделанными ею по указанию головы отметками. - Я никогда еще не видал себя в моем теперешнем виде. Бетти когда-то обратилась ко мне как пациентка, повредив ногу при выходе из автомобиля. Вы знаете, я приехал сюда из Америки как хирург во время европейской войны. Все, что я могу сделать сам, это прикоснуться кончиком моего языка к краю моих пересохших губ. Разве воскресение из мертвых не было тысячелетней мечтой человечества? В определенные часы нужно было вынимать его и записывать температуру. Для чего голова заставляла делать отметки на полях, Лоран не понимала, при помощи же их бедного мимического языка не надеялась получить разъяснение и потому не спрашивала. Недавно видал покойную жену и переживал с нею весну нашей любви. Ведь осязание-это единственная для меня возможность почувствовать себя в мире реальных вещей... С тех пор как Мари поступила на службу, она очень изменилась.

Пока вам довольно знать, как обращаться с аппаратами. В одну из ноздрей головы был глубоко вставлен маленький термометр. Когда нужно было на полях сделать отметку, голова делала знак, и Лоран проводила пальцем по строчкам, следя за глазами головы и отмечая карандашом черту на полях. Если бы вы знали, какое удовольствие доставляет мне прикосновение губки, когда вы по утрам умываете мне лицо. - Нет, ничего, мама, просто устала и голова болит... Мать не задержала ее, вздохнула и, оставшись одна, задумалась. - У профессора Керна имеется лечебница на дому для особенно интересных в медицинском отношении больных. Бедному Доуэлю было бы неудобно показаться публике в таком... Как-нибудь я объясню вам всю систему питания головы и назначение этого цилиндра. Мари испытывала какую-то материнскую жалость к голове, как к беспомощному, обиженному природой ребенку. Лоран приносила ворох последних медицинских журналов и книг и показывала их голове. Лоран привыкла, следя за глазами головы, угадывать, какую строчку голова читает, и вовремя переворачивать страницы. О, я бы охотно отдал мое химерическое существование за одну радость почувствовать в своей руке тяжесть простого булыжника! На вопросы матери о службе Мари отвечала очень кратко и неопределенно. Я говорю "мы", потому что таково желание самого Доуэля. - А как профессор Доуэль, то есть его голова, выразил это желание? - Если повернуть кран, голова будет немедленно убита. Смотрите, как ярко светит солнце, совсем по-весеннему. Глаза с тоской глянули в окно и остановились на Лоран. С инстинктом чуткой женщины Лоран избегала говорить обо всем, что было недостижимо для головы и могло лишний раз напомнить об убожестве ее физического существования. По утрам, до прихода профессора Керна, голова занималась чтением. Лоран клала журнал на пюпитр, и голова погружалась в чтение. Утратив тело, я утратил мир, - весь необъятный, прекрасный мир вещей, которых я не замечал, вещей, которые можно взять, потрогать, и в то же время почувствовать свое тело, себя. Старушка Лоран чувствовала, что ее дочь что-то скрывает. "Уж не влюблена ли она в Керна и, быть может, безнадежно, без ответа с его стороны? Но тут же опровергала себя: ее дочь не скрыла бы от нее своего увлечения. Она вспоминала каждое слово головы и старалась вообразить себя на ее месте: тихонько касалась языком своих губ, неба, зубов и думала: "Это все, что может делать голова.

Казино азарт плей работающее зеркало

Керн строжайше запретил ей открывать кран цилиндра. Искусственные запахи не могли бы мне заменить натуральных. Это так же мало удовлетворило бы меня, как голодного запах паштета без паштета. - Мари хмурилась и переводила разговор на другие темы. И она начала даже наводить справки стороной, но ей ничего не удалось узнать, кроме того, что уже было известно от дочери. И если бы только Мари любила его, то, конечно, и Керн не устоял бы. Мари сидела на кровати с широко раскрытыми глазами. И чтобы перевести разговор на другую тему, профессор Керн спросил: - Итак, вы принимаете мое предложение? Лоран не знала, что профессор Керн, прежде чем принять ее, наводил о ней тщательные справки. Указав на большой цилиндр, от которого шла толстая трубка к горлу головы. Запах сена хорош на поле, когда он связан с тысячью других ощущений: и запахом леса, и с красотой догорающей зари, и с песнями лесных птиц. И старушка долго не могла заснуть, ворочаясь на высоко взбитых перинах. Погасив свет, чтобы мать ее думала, что она уже спит. Но она слышит, понимает и может отвечать мимикой лица... Несмотря на всю странность работы, она согласилась почти без колебания. Она должна была в продолжение дня следить за аппаратами, поддерживавшими жизнь головы. Профессор Керн объяснил ей, как нужно обращаться с кранами у баллонов. Мною не утеряны обоняние, осязание и прочие чувства, но я отрезан от всего многообразия мира ощущений. Предложение профессора Керна явилось для нее выходом из положения. Теперь, как никогда за всю мою жизнь, я думаю о запахах цветов, душистого сена где-нибудь на опушке леса, о дальних прогулках пешком, шуме морского прибоя... Ни ехать туда с больной матерью, ни разлучаться с нею Мари не хотела. Мне вдруг захочется вздохнуть полной грудью, потянуться, расправить широко руки, как это делает засидевшийся человек. Все это чисто рефлекторная деятельность мозговых клеток, связанных когда-то с жизнью тела... И только, потеряв тело, я почувствовал, чего я лишился. Несколько лет она работала ночным корректором в газете. Было предложение ехать в гиблые места Новой Гвинеи, где свирепствовала желтая лихорадка. В настоящее время должен находиться в Англии, у своей тетки по матери. Но меня, - продолжала голова, помолчав, - мучают не только сны. Как это ни странно, иногда мне кажется, что я чувствую свое тело. По временам мне кажется, что сейчас начнется припадок удушья, и тогда я почти доволен своим "посмертным существованием", избавляющим меня, по крайней мере, от астмы... Я, право, как-то не замечал своего тела, весь погруженный в научные занятия. И больше ничего..." Мари закрывала и открывала глаза и делала гримасы. Небольших средств, оставшихся после отца, хватило ненадолго, приходилось учиться и поддерживать семью. Боль так реальна, что я невольно опускаю глаза вниз и, конечно, сквозь стекло вижу под собою пустое пространство, каменные плиты пола... Странно, при жизни мне казалось, что я жил одной работой мысли. Потом вдруг Мари начала хватать свои плечи, колени, руки, гладила себя по груди, запускала пальцы в густые волосы и шептала: - Боже мой!

Голова срывалась со своего столика и летала по воздуху. Мари спешила открыть их, но двери не поддавались, и Керн нагонял голову, голова свистела, шипела уже возле уха...